Но Тано молчаливо покачал головой — желание спрашивать о чем бы то ни было испарилось без следа. Он испытывал острое, мучительное чувство обреченности, непреодолимой близкой беды. Сидя рядом с ним, Сам реагировал шумно, пыхтел, притопывал ногой, явно подчеркивая, что начинает терять терпение. Он распалялся все сильнее, распространяя запах пота и гнилых зубов. И какого-то незнакомого… или уже знакомого? — стирального порошка. По спине Тано побежали мурашки.
— Что со мной случилось, Сам? — простонал он. — Когда ты нашел меня, я был еще без сознания? Вчера?
— Вчера? Ха-ха-ха! «Словно все это было только вчера», кажется, есть такое выражение?
— А когда? Сколько времени я пролежал там, у пролома? Дни, недели?
— Спокойно, — лукаво оглядел его Сам. — Там ты лежал не больше часа. — И, выдержав короткую, но эффектную паузу, совершенно неожиданно издал ликующий возглас: — Ты нашел старую базу!
Он подождал ответной реплики со стороны Тано, но так как ее не последовало, вновь заговорил, уже более тихим, выразительным, как у артиста, голосом:
— Т-а-а-к. Ты нашел старую базу и теперь спрашиваешь меня с недоумением и подозрительностью: «Зачем ты меня обманул, Сам? Ведь ты был не один, Сам! Здесь высадилась целая экспедиция. Много людей, мужчин и женщин. Избороздили долину, исследовали, изучали. Да-да, изучали, прежде всего, флегмад и мох, естественно. А что тут еще изучать? Ага! Сообразил, еще воздух изучали, Сам…» А я тебя гневно оборву: «Да будьте вы прокляты с вашим изучением! И с людьми, непрерывно умирающими», — добавлю. В помойное ведро меня превратили! — он закрыл лицо руками и безутешно закачался вперед-назад, словно оплакивая самого себя. — Души свои вам надо было изучать, а не воздух…
Тано осторожно похлопал собеседника по спине.
— Почему ты остался на этой планете, Сам?
— Они улетели без меня. Вот так, просто взяли меня и бросили! Ты можешь себе представить? Ах, предатели черствые!
— Нет!.. Этого не может быть! Если только у них нашлась какая-то веская причина?
— Причина? Ты заставил меня отыскать эту причину. Что ж, слушай! — Сам воздел глаза к небу и зарядил, как пономарь: — Я заболел, оказался в постели, раскашлялся, покрылся лиловыми пятнами, температура поднялась до сорока восьми градусов…
— Но это же абсурд!
— Вот именно. Потому-то меня и изолировали. Потому что я выжил с такой температурой. Но и из-за пятен, само собой. Особенно женщины, среди которых была одна по имени Диана, панически избегали меня. Ни одна не удосужилась даже стакан воды принести. И врачи объявили: неизлечимая, неизвестная, смертельная, страшно заразная болезнь.
Тано инстинктивно отшатнулся от него. А Сам воскликнул, с горечью указывая на него пальцем:
— Вот видишь! И ты испугался. И ты бы меня бросил. Я заразный! Ты это подумал!
— Нет-нет… зачем ты так… — преодолевая внутренне сопротивление, Тано даже толкнул его плечом.
— Дурак! — процедил с неописуемой злобой Сам.
— Я не поверил ни единому твоему слову, — устало вымолвил Тано. — Но мне понятно, что ты пережил какое-то большое горе, и я хочу тебе помочь.
— Потому-то я и обозвал тебя дураком! И жалей лучше себя, а не меня. Ведь именно ты… — он насупил брови, словно подсчитывая что-то в уме, — ты ровно в триста три… или нет, в триста четыре раза больше заслуживаешь жалости, чем я. «Но почему?» — удивишься ты. На что я тебе отвечу: узнаешь, когда придет время.
— Ну хватит, хватит! — Тано встал и начал ходить взад-вперед возле скамейки. — Прекрати эти дурацкие угрозы. Не знаю, с какой целью, но с первых минут нашей встречи ты стремишься меня подавить, отнять веру. Но учти, я человек с устойчивой психикой, Сам. И к тому же чувствую себя отлично. Я полон сил! — Звездолетчик остановился напротив него, сжал руку в локте, а другой хвастливо похлопал себя по выступающим из-под рубашки мускулам. — И вообще, хорошо, если бы ты понял: я сделаю все, запомни — все необходимое, чтобы дождаться своей экспедиции!
— И своей Дианы?
— Вот именно!
Сам с подчеркнутым скептицизмом закивал головой. Сверху его покрытый жидкими белыми волосиками затылок выглядел как-то вызывающе уязвимым. Затылок старика. Один-два удара, и… Тано закусил губу, шокированный собственными мыслями.
— Видишь ли, Сам, — заговорил он мягким, примирительным тоном, — я тебя понимаю. Что-то, по-видимому, заставляет тебя хранить тайну…
— Придет время, и я открою тебе эту тайну!
— Что-то заставило тебя остаться здесь. Нести бремя одиночества годами…
— Да, но пока я тебе не скажу, сколько именно лет!
— Это одиночество измучило тебя, ожесточило. Ты травмирован. Но почему ты выплескиваешь свои отрицательные эмоции на меня? Ведь в твоих несчастьях нет моей вины, да и зла я тебе не желаю. Наоборот, предлагаю дружбу.
— Только мне нужна не твоя дружба, а твоя ненависть! — с необъяснимым запалом произнес Сам. — И вместо того, чтобы тебя ублажать, я прямо заявляю: ты больше никогда не обнимешь свою Диану. Никогда, никогда!
Его последние слова прозвучали столь уверенно, что внезапно Тано увидел свое будущее в ином свете. В конце концов, его судьба действительно целиком зависит от этого человека. По всей вероятности, толстяк именно на это намекал.
— Утром я заходил на продуктовый склад, Сам, — медленно сказал Тано. — Там почти пусто.
— Я перенес все в другое место.
— Зачем?
— Чтобы твоя жизнь оставалась в моей власти!
— Опять врешь, — вздохнул Тано. — Если ты вообще переносил что-то, это случилось задолго до моего появления. Полки на складе покрыты слоем пыли.
— Но ведь вчера вечером ты понял, что я давно тебя жду.
Подумав пару секунд, Тано смиренно пожал плечами:
— Возможно. Всему человечеству было известно, что строятся звездолеты. В отличие от вас, мы этого не скрывали. И наш маршрут сюда был известен с самого начала… Но я не упрекаю тебя, Сам. Продукты у тебя, по-видимому, иссякают, в таком случае ты вправе оставить их для себя одного.
— Но ты можешь попробовать их отнять! — Сама сотрясал сардонический смех. — Ты молодой, намного сильнее меня, и тебе ничего не стоит узнать, куда я их спрятал. Даже пытки можно пустить в ход. Страшные, жестокие пытки! К примеру, резать меня тупым ножом, или душить медленно-медленно, или ломать конечности одну за другой, или…
— Хватит! — Тано были противны не столько его слова, сколько нарочитое, едва ли не мазохистское наслаждение, с которым он их произносил. — У меня нет никакого желания отнимать у тебя что бы то ни было!
— Даже если будешь умирать от голода?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});